Прошу помощи!

Москвичи!
Кто может взять к себе на две недели (с 17 по 31 августа) милую черную кошечку?
Кота берет SturmFliege? на Лизу тоже есnь желающий, а вот Пеппер некуда девать.

Как вариант: эти две недели можно пожить у меня. 10 минут от метро, кондиционер, интернет.
Пишите сюда, в личку или на почту katherine-kinn()mail.ru

---

Внезапно пришлось везти кота в ветеринарку.

Вечером был бодр и весел, сделал свои дела в лотке. Часов в девять поел свой корм, а через полчаса выблевал все и еще несколько травинок и чуток шерсти. Через час блеванул еще раз белой пеной. Потом, как обычно, лез на ручки. Спать ушел нормально, в свой домик, ночью перебазировался под диван.
Утром был вялый, есть не пошел. Был сунут в переноску и отвезен к вету. Там ему намерили температуру чуть выше верхней границы (кстати, нос был влажный, не холодный, но влажный), взяли анализы крови и мочи, вкололи церукал и еще что-то. Делал попытки вырваться, орал и даже рычал под последний укол, но никого не покусал и не поцарапал.
НА пожрать купила ему банку ветеринарной "Пурины-N" для поправки пищеварения. Вет предупредил, что ее едят не очень охотно.
Угу, счаз. Кот от переживаний есть отказался и ушел минут на пятнадцать в поддиванье, а вот Лизка и Пеппер в два языка мгновенно сожрали те две ложечки паштета, что я ему положила.
Теперь жывтоне вылезло из-под дивана и сидит в комнате, в обычной позе"буханкой". Довольные угощением кошки лазят и ищут, где бы нашкодить.

Вместе с такси - минус 5500. и это перед прививкой и передержкой!

@темы: кот

---

Белый бвана защищает свои привилегии

Денис Драгунский о парадоксах гуманности:

До совсем недавнего времени столь разные категории граждан – родители с маленькими детьми, одинокие молодые женщины, психически больные люди, гомосексуалы обоего пола, представители иных рас и вероисповеданий, да и просто подростки, молодежь с 14 до 20 лет – были в подчиненном положении. Были, не побоюсь этих слов, унижены и оскорблены. Но вот социальный тренд решительно изменился.

Униженные и оскорбленные взяли реванш. Родители с полугодовалым ребенком ходят в рестораны, женщины обвиняют мужчин в сексуальных домогательствах и вообще в доминировании по гендерному признаку, душевнобольные получают возможность безнаказанно безумствовать, геи и лесбиянки устраивают парады и добиваются права заключать браки и усыновлять детей, люди иной расы или этничности предъявляют счет за порабощение или дискриминацию своих прапрадедов, а тинейджеры и вовсе уверены, что они суть соль земли и свет мира.

(...)

В обществе есть некий каталог запретных тем. Каталог проблем, обсуждать которые не принято, не положено, как-то неудобно. Главный запрет – обсуждение того, что я назвал бы «парадоксом гуманности». Когда желание быть добрым и участливым к одному – оборачивается жестокостью или безразличием к другому. Вот тема, которая вообще считается недопустимой: бывает, что тяжелая болезнь древнего старика, желание продлить ему жизнь еще хоть на немного – съедает все ресурсы большой семьи, и не только сбережения и прочие активы, но и время, но и силы. Я знаю несколько таких случаев. Это правильно? Это необходимо?

В любом случае это нужно обсуждать. Наряду с детоцентризмом и правами душевнобольных, наряду с обоснованностью обвинений в харрасменте. Иначе реванш униженных и оскорбленных обернется реконкистой.

Да, белый гетеросексуальный мужчина на излете расцвета лет! Мир меняется, но как трудно смириться с тем, что женщины, дети, старики, инвалиды, геи и лесбиянки тоже люди, правда? Вместо того, чтобы объяснить матери шумно играющего ребенка из квартиры сверху, что личное пространство нарушает не просьба быть потише, а шум сверху, надо написать прочувствованную статью с плачем об утраченных привилегиях. Умение договариваться герой "Денискиных рассказов" так и не отрастил.
Кстати, перечитывая "Денискины рассказы" сейчас, я ужасаюсь тогдашней норме. И вот ребенку, выросшему в сознании, что он никто и звать никак, дорвавшемуся наконец до привилегий взрослого, да еще мужчины, говорят: "Подвинься".
И он садится и пишет статью, в которой мягенько, завуалировано предлагает слегка поджать "родителей с маленькими детьми, одиноких молодых женщин, психически больных людей, гомосексуалов обоего пола, представителей иных рас и вероисповеданий, да и просто подростков, молодежь с 14 до 20 лет" и прочих людей второго сорта.
Нет уж, белый бвана. Подвинься.

@темы: женский вопрос, перпендикулярный мир, масоны и иллюминаты

---

Прошу помощи зала (звонок другу)

Привожу в порядок свои архивы и в черновике послания, завершающего крестовый поход к перумистам, нашла цитаты, которые никак не могу опознать.

...Корабль уж ждет,
и пальмовые ветви в руки взяв,
взойдем на палубу. И тяжкий моря вздох
проводит рыцарей Ерусалима.
Окрашен кровью крест на мантии моей -
но чист мой меч, не знавший крови. ("Тамплиеры", действие пятое.)

В холмах зеленых Англии моей
мне снятся гефсиманские оливы.
Вот сарацины горячат коней. Алеют
на белоснежных мантиях кресты,
Le Baussant под небом жарким реет!
Я, как Роланд, рог подношу к губам... ("Тамплиеры", эпилог)

В сети я никаких "Тамплиеров" не нашла - ни пьесы, ни поэмы. Возможно, это была рукопись. Возможно, это произведение не было закончено. Скорее всего, текст происходит из кругов, смежных с толкинистами 1998-2000 года. Возможно, автор посещал Арду-на-Куличках, старый форум, и текст я видела там. Возможно, текст был на одной из десятков Досок ("ступенчатых" форумов), расплодившихся в те времена в больших количествах вокруг АнК.
Если кто вспомнит, не дайте умереть от любопытства, подкиньте путеводную ниточку!

@темы: текст, вопрос-ответ, elven path

---

Котоассамблея

Когда котики оценивают собранные для отдачи шмотки и размышляют о вечном.
Пеппер лежит на коробке, Карна сидит, Лиза сидит боком.

Кстати, вопрос пристройства на вторую половину августа актуален - кто может взять кого-нибудь из этих животных к себе на две недели?

@темы: кот, кошки

---

Они погибли пять лет назад. Осталась пустота, которая не закрывается.

@темы: +, ушедшие

---

А вот неплохая книжка, рекомендую

В принципе, вся трилогия хороша. С виду это Дюма-фэнтези с сидами и техномагией, но на очень нетривиальной идее - действие происходит в нашем дальнем посткатастрофическом будущем, и характер фантастического допущения - научно-фантастический.

19.06.2018 в 14:30

Пишет  Darvest:

Большая просьба поддержать эту запись репостом!
Сообщаю, что мой роман "Рыцарь из Дома Драконов" опубликован в издательстве "Ридеро"!

При желании вы можете приобрести его по этой ссылке:

https://ridero.ru/books/rycar_iz_doma_drakonov/

Вы можете купить бумажную версию, с доставкой на дом курьером в удобное вам время. Также, если вы читали "Рыцаря" раньше, желаете поддержать автора финансово, но не испытываете желания заказывать бумажную книгу, по ссылке вы можете купить электронную версию

Аннотация:

На протяжении многих столетий рыцари из Дома Драконьих Владык хранили в королевстве Иберлен мир. Однако теперь наступили смутные времена. Приняв сторону честолюбивого узурпатора, мятежные лорды захватили столицу. Юноша по имени Артур Айтверн, потомок Драконьих Владык, становится последним защитником законного наследника престола. Блуждая в хитросплетениях политических интриг, ощутив дыхание древней магии, Артур должен сделать правильный выбор и защитить тех, кто ему дорог.

---

Интерпретация с точностью до наоборот

anariel-rowen пишет:
У Толкина все истории любви - про общие ценности и не про взгляд в глаза, а взгляд в одну сторону, желательно с перспективой сделать что-нибудь нехорошее Морготу или Саурону, - хотя бы ребенка родить с этой целью.

Когда я забредаю в ЖЖ Анариэли, у меня возникает ощущение некоторого зазеркалья. Теперь понятно, почему - любовь для нее это только то, что не возражает никогда. Поэтому любить книги мертвого автора - легко, а вот с людьми уже проблемы... Впрочем, с книгами тоже - ведь в книгах других авторов что-то может быть не так, как в тех, которые любимые и уже почти что свои.

@темы: JRRT, перпендикулярный мир, интерпретации

---

Временное пристройство кошек

Друзья!

В конце августа я уезжаю на две недели (с 17 по 31). Кто может взять на передержку на это время кого-нибудь из моих?

1. Кот Нилакарна. 2 года, черный, большой, мохнатый. Спокойный. ласковый, человекоориентированный, хорошо уживается с другими животными. Игривый, воровитый (хлеб тащит со стола даже в пакете). Кастрирован, привит.

2. Кошка Пеппер. 3 года. Черная, средних размеров, шерсть средней длины, шелковая. Умная, любит партизанить, проникать и грызть картон. Любит сидеть с людьми, но не любит на руках. Кошка-джедай - прыгает по стенкам, обожает указку. Стерилизована, привита. С другими животными уживается.

3. Кошка Лиза. 5 лет, метис сибиряка. Плотная, увесистая, хорошо прыгает, охотится на игрушки и указку из засады. Любит выскакивать из квартиры на разведку. Любит людей, сидит на урках, сидит рядом, спит всегда с человеком. Стерилизована, привита. Хорошо уживается с другими животными (за хомяков и крыс не отвечаю).

Как вариант - можно навещать их на дому раз в два дня, кормить, менять воду и лотки.

Еще вариант - заселиться на эти две недели ко мне. Интернет, кондиционер, рядом метро и магазины.

@темы: кошки

---

Во Фрунзенском районном суде Саратова завершилось рассмотрение административного дела в отношении саратовской региональной общественной организации инвалидов, страдающих сахарным диабетом. Судья Мария Агишева признала, что организация нарушила закон об иностранных агентах.

Началось с того, что "в прошлом году студент саратовского медуниверситета Никита Смирнов, возглавляющий студенческий штаб поддержки Владимира Путина, обратился во Фрунзенскую районную прокуратуру с просьбой проверить, не подпадает ли работа диабетического общества под закон об иностранных агентах. Как рассказывал «Новой» будущий медик, он «в интернете читал, что эта организация существует на финансы иностранных компаний, уже не припомню, каких» и «посчитал гражданским долгом подать сигнал»."
Мальчик с ясными глазами (в статье по ссылке есть его фото), здоровый и бодрый, считает, что сомнения в качестве отечественного инсулина - это работа иностранных агентов. Мальчик уже сдал назад и написал в блоге, что организация занимается полезным делом и он готов ей помогать, но поезд уже ушел.

Ну что, тут же судья прижала подлых иностранных наймитов, не дала времени ознакомиться с заключением своих, правильных экспертов:

"Судебную экспертизу выполнили сотрудники саратовской государственной юридической академии — СГЮА (суд пытался привлечь специалистов РАНХиГС и Казанского межрегионального центра экспертиз, но те под разными предлогами отказались). В прошлом году на этапе возбуждения административного дела экспертное заключение также подготовила СГЮА. Как уже рассказывала «Новая», профессор, доктор исторических наук Иван Коновалов усмотрел в работе диабетического общества признаки деятельности иностранного агента. Теперь за работу взялись доцент Елена Колоярцева и профессор Виктор Купин."

Радетели глобальной политической госбезопасности уж проанализировлаи деятельность общества:

"По подсчетам экспертов, саратовская организация инвалидов, больных сахарным диабетом, получила от иностранных фармацевтических организаций гранты на общую сумму 712 тысяч рублей. Как полагают авторы заключения, общество вело политическую деятельность, а именно — обращалось во властные органы с критическими замечаниями о работе чиновников. По мнению политологов, бывший руководитель организации Екатерина Рогаткина публично высказывала сомнения в качестве отечественного инсулина, чем подрывала авторитет государства.
Примечательно, что экспертизе подверглись сообщения СМИ, рассказавших о возбуждении административного дела. В частности, комментарий нынешнего президента организации Ларисы Сайгиной, снятый саратовским «Открытым каналом» на городской улице, исследователи посчитали одиночным пикетом.
По мнению представителей СГЮА, видеосюжет был специально подготовлен за три месяца до выборов президента, чтобы опорочить кандидата Владимира Путина (напомним, что жалобу на общество диабетиков написал в прокуратуру активист студенческого штаба Путина Никита Смирнов).
Как подчеркивают эксперты, юридическую помощь саратовскому обществу предлагал оппозиционер Михаил Ходорковский, что также служит доказательством виновности организации."

Ну и там по ссылкам картина еще более глобального пиздеца. Кто следующий? Любители лото? Группы родителей детей-аутистов?

@темы: государство и право, В России две беды...

---

НФ и фэнтези

НФ вводит в описываемый мир допущение из области физического строения вселенной, техники или общественного устройства и смотрит, что будет. Например, лемовская бетризация - что будет, если людей искусственно лишить природной агрессии. Или изобретении телепортации. Или построение общества на других принципах - те же утопии и антиутопии.
Фэнтези вводит метафизическое допущение. Например, что боги есть - шалионский цикл Буджолд. Или что вся мистическая сила злого черного властелина сосредоточена в одном золотом колечке. Или что знание имени дает власть над названным.
Магия может быть описана как упорядоченная логическая система, как, скажем, у той же Буджолд или у Хэмбли в дарватском цикле. Но это все равно будет фэнтези.
В НФ могут быть и драконы, почему нет - вон, пернский цикл МакКефри почему-то упорно причисляют к фэнтези, а это типичный производственный НФ-роман.
В некоторых вещах, вот как у Дэна Симмонса в "Гиперионе/Эндимионе", оба типа допущения могут сочетаться.
Кстати, это часто бывает в космической опере - М.Уэйс "Звезда Стражей", "Звездные войны", еще куча всего.

(нашла в черновых обрывках, пусть будет, а то каждый раз ломаю голову над формулировкой)

@темы: фэнтези, космоопера, НФ, фантастика

---

@темы: война

---

К вопросу о толерантности

Прекрасный пост о черных и белых в Америке на примере фильма "Унесенные ветром". Когда в следующий раз кто-нибудь ляпнет про засилье негров в номинациях на "Оскар", напомните ему про Хэтти Макдэниэл.

31.08.2017 в 15:01

Пишет  Tavvitar:

Как в Америке негров линчуют
Вчера у меня два человека в ленте фейсбука лайкнули новость про то, что в Мемфисе один кинотеатр запретил к прокату "Унесенных ветром", потому что там плохо изображены чернокожие. Вот, мол, как поехала крышей толерантная Омерега. И это мне дважды попалось на глаза. Я и так-то почти Сталин, а после полуночи и вовсе - короче, написала километровый пост. Сегодня в дайре мне попалась та же новость, в том же контексте, но из другого источника. Так что я сейчас адаптировала пост - и давайте-ка я вам кое-что расскажу про "Унесенных ветром" и про Америку. А то мне кажется, что это даже здесь неочевидно. И дело не в защите абстрактных негров, которые сами так себя защитят, что мало не покажется. Мне просто мерещится, что понимание, откуда все берется - как-то удерживает людей от несения фигни.

Хэтти Макдэниел, которая сыграла Мамушку, была первой чернокожей актрисой, которая получила Оскара. Это был 1940 год, ни о какой проклятой толерастии тогда никто слыхом не слыхивал - так что сидела она в зале отдельно. Ну, вот тут белые люди, а вот тут она. Никто в этом ничего странного не видел: рабство-то в стране отменили ведь, аж 75 лет назад.

Запомните эту цифру - 75 лет. То есть вполне были себе живы даже люди, которые помнили этот момент. И уж совершенно точно была жива психология "мы люди, а они нет". Поэтому, когда Хэтти Макдэниел скончалась - хозяин кладбища в Санта-Монике, на котором хоронили всех актеров Голливуда, категорически отказался положить рядом с ними черную. Его уговаривал сам Кларк Гейбл, они спорили до пены изо рта - но великий Гейбл не добился ничего. Хэтти Макдэниел, актрису, которая сыграла больше 300 ролей, Мамушку, символ доброго старого уклада и сердце американского Юга, похоронили на кладбище Роуздэйл в Нью-Джерси.Это был 1952 год.

65 лет назад.

В 1964 году отменили расовую сегрегацию в США. Что означало - во всей стране должны были быть закрыты заведения "только для белых". Ни в одном магазине черному человеку не могли отказать в обслуживании, не могли заставить уступить место белому человеку в автобусе, не могли выгнать из бара, не могли отказать в образовании, в работе. ЕЕсли вы думаете, что сегрегация была только на юге - я вас расстрою: нет. Сегрегация была по всей стране. И это было 53 года назад. У некоторых из нас родители чуть постарше, да?

Но раз отменили сегрегацию, чо еще надо? Ну, например, в 1969 году супруги Лавинг наконец-то смогли вернуться домой. Белый мужчина и черная женщина, которых выволокли из собственного дома и приговорили к году тюрьмы за то, что они вступили в брак - в штате Вирджиния существовал запрет на межрасовые союзы. Так вот в 1969 году федеральный суд наконец-то постановил, что супруги Лавинг могут быть супругами.

В 1969 году уже 5 лет как не было сегрегации.

Уилл Смит, над которым так много ржали, когда он заявил, что на "Оскаре" слишком мало черных лиц - родился в 1968 году.

Дело в том, друзья мои, что межрасовые отношения в Америке - это национальная травма. И американское общество изживает и лечит ее, как может - потому что рана слишком глубокая, на нее слишком много завязано. Если кому вдруг в игровой форме хочется понять, в чем вообще проблема на современном этапе - посмотрите сериал "Люк Кейдж". Он по комиксам, да - и это прекрасная иллюстрация того, что такое быть черным и из-за чего столько шума. Весь набор: стереотипы, социальные роли, бедность, стандарты поведения (очень схожего со стандартами наших маленьких и больших городков, где понастроено много колоний), воспитание, семейное насилие, в том числе сексуальное. В игровой форме, в идеальной атмосфере гетто - полностью все.

Я уже слышу мысли про "они все живут на пособие, трутни, система там так построена". Да. Так построена. Потому что, как я уже говорила, речь идет о национальной травме, которая лечится веками - а с момента хотя бы отмены сегрегации не прошло даже ста лет. И ей-богу - очень странно то и дело гыгыкать над этим жителям территорий, где дважды за 100 лет сменился социальный строй. Это - наша национальная травма, которую мы тоже изживаем и перемалываем как можем: метаниями между "свободой" и "застенками", неопределенностью по отношению к собственной истории, постоянной переоценкой ценностей, поисками смысла существования, атомизацией общества, тоской по единению и двоичным кодом "свой-чужой". И самый зеркальный и невинный маркер нашей национальной травмы - это, например, фильм "Матильда" и все вокруг него происходящее в России. Заметьте - от его проката отказывается сейчас не один кинотеатр в одном городе одного региона.

Ну, и еще немного об "Унесенных ветром". Когда были обнародованы результаты каста на роль Скарлетт, газеты южных штатов писали: "По крайней мере, это англичанка, а не какая-то грязная янки". А на премьеру, которая прошла в Атланте, Хэтти Макдэниел не пустили. Туда не пустили вообще ни одного чернокожего актера. Это был 1939 год. 78 лет назад. У меня вот, например, бабушке 83, дай ей бог здоровья.

Когда великие патриоты вставшей с колен России лепят пасквили на Барака Обаму и на государство, которое он возглавил, я вижу стаю обезьян которые кидаются пометом и банановыми шкурками. Они считают себя лучше Обамы, потому что он - черный, а они белые. Высшая раса. Другой рукой они машут плакатом "Деды воевали" и "Укрофашисты", и им не жмет.
Такое вот лицо у русского национализма - лицо тупого и агрессивного "старшего брата", который считает, что облагодетельствовал весь мир, а ему за благодеяния отплатили подлым предательством. Еще и удивляется, что это его, такого хорошего и великодушного, ненавидят всякие "обезьяны", "укры" и "узкоглазые".
Америка пытается решать свои проблемы, а в России только и могут, что пальцем показывать и делать из слова "толерантность" ругательство. Ну как же так, носитель великой русской духовности не может назвать жида жидом, а негра макакой! Может, еще и бабу нельзя приложить за неправильный борщ? Да вы чо, толерасты, что ли?

@темы: история, другой глобус

---

Два года назад у меня навернулся терабайтный винт с бэкапом. Весь мой архив, фото, тексты и т.д. был там. Судя по диагностике, физически все там, восстановить элементарно. Но для этого нужен другой винт, желательно вдвое больше. Но и терабайтный сойдет.
Я до сих пор его не купила.
Это все, что вам нужно знать о моей жизни и душевном состоянии.

@темы: непарный носкоед

---

День космонавтики

Название: Вестник
Автор: Альвхильд
Размер: мини, 1253 слова
Источник: "Вояджер" и его послание
Пейринг/Персонажи: ОМП, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: кто прочтет послание "Вояджера"?

Артефакт попался им в руки случайно.
Аут-двигатель, поврежденный погоней, мог отключиться в любой момент, и пришлось выходить из планара в окрестностях ближайшей желтой звезды с планетной системой. Планета позволила бы им отсидеться, починить корвет или хотя бы аут-антенну и сбить со следа возможную погоню. Там, конечно, уже знают о падении Рубежа, но не знают, как именно он пал — зонны методично уничтожили все аут-передатчики и антенны, сбили все стартовавшие аут-курьеры. Премьер-пилот Экмен сомневалась, что с гибнущего Рубежа ушел еще кто-то, кроме ее корвета, поврежденного и нагруженного беженцами по самую рубку.
Скорость пришлось сбрасывать аварийно, но корвет выдержал. И тут-то и запиликала тревога — на сканере обнаружилась сигнатура, похожая на зоннскую блуждающую мину. Навигатор послал к предполагаемой мине дроида-терминатора, а дроид передал ту картинку, которая сейчас и занимала центральный лепесток видеала: явно искусственный аппарат с воронкообразной антенной, выдвинутыми на кронштейнах устройствами и рабочим изотопным реактором. Дроид держался в сотне метров от артефакта, но артефакт никак не реагировал на его присутствие.
— Похоже, это механика с самыми примитивными запрограммированными инстинктами, — наконец сказал старший борт-оператор Ливаро. — Он просто не видит нашего дроида. А если видит — то не распознает и не реагирует. Давайте его поймаем и посмотрим.

И вот артефакт занял пустую ячейку в ангаре, в которой раньше стоял аут-курьер. Весь экипаж, кроме тяжелораненых, бегал посмотреть на него в натуре, так что операторы поставили перед ячейкой силовой барьер от любопытных.
За суетой вокруг артефакта куда-то ушло отчаяние, разъедавшее экипаж с момента бегства. Премьер-пилот мысленно возносила хвалу древним божествам своих предков за эту находку.
Два дня операторы изучали артефакт, сетуя на то, что большую часть его объема и веса занимают несущая конструкция, антенна и реактор, а полезной нагрузки на порядок меньше, и восхищаясь компактностью и остроумием этой нагрузки.
На третий день Ливаро попросил обоих сеньер-пилотов прийти в ангар — срочно, прямо сейчас.
— Посмотрите, сеньеры, что мы нашли, — сказал он и, не дожидаясь разрешения, схватил премьер-пилота за руку и подтащил к стенду. Под куполом изола оператор осторожно пристраивал к странной конструкции круглую желтую пластину.
— Информация, мои сеньеры! — Ливаро не дождался и вопроса. — Мы, кажется, разобрались, как ее извлечь. Там была толковая инструкция.
Желтый диск повернулся на подставке и завращался, набирая скорость.
Видеал вырастил округлый лепесток, тот засветился. Изображение было нечетким, дрожало, но это было осмысленное изображение — вид планеты из околопланетного пространства, панорамы поверхности, какие-то схемы...
— Живая планета, мои сеньеры, — прокомментировал Ливаро. — Кислородный ряд, первая степень защиты...
Первая степень — биомаски и легкий защитный костюм, возможна адаптация...
— Обитаемая планета, — сказала премьер-пилот. — Немедленно начинайте глубокое сканирование системы. Инициал-оператор Ливаро, как вы оцениваете уровень технического развития хозяев этого... артефакта?
Официальное обращение немного остудило пыл Ливаро. Он встал ровно и заговорил спокойней:
— Начало планетарного освоения. Конструкция механистична, но весьма остроумна. Возможно, это сделано нарочно, как решение конкретных задач аппарата, для которых нет необходимости в искинте или эвринте. Поэтому сказать что-либо определенное о степени развития искусственных когнитивных систем этой цивилизации мы не можем. Но уровень технологии и инженерного мышления я оцениваю как достаточно высокий для стадии планетарного освоения системы.

Через час, когда экипаж после просмотра записи разошелся в таком приподнятом состоянии, какого сеньер-пилоты уже не ожидали увидеть, старшие офицеры остались на совещание.
— Я не культуролог, — сказал секунд-пилот Маттар. — Любитель, не более того. Что я могу сказать по поводу послания и его авторов... Это очень интересная цивилизация в стадии ранней технологии. Множество языков предполагает многоукладность культуры, а сам факт послания выдает потрясающую наивность и миролюбие. Ладно, аппарат поймали мы — а если бы зонны?
— Зонны будут здесь не позже, чем через год. Рубеж пал, теперь их ничто не удержит.
Зонны... Премьер-пилот смотрела на видеолепестки, в которых сменялись картины послания. Цивилизация раннего планетарного уровня для зоннов — просто приглашение на пир. Дешевая рабочая сила, богатые источники сырья, матрицы размножения, носители...
— Стратегически нет смысла для нас ставить здесь Рубеж, — сказал мастер-канонир. — Это окраина.
— В метрополии еще не знают, как именно пал наш Рубеж, — буркнул Ливаро. — Зонны, похоже, оседлали цивилизацию межзвездного уровня и получили оружие, от которого у нас нет защиты. Подарить им еще и адаптивную кислородную планету?
Когда спор зашел на второй круг, Экмен встала. Все умолкли — приятно было видеть, что разгром и бегство все еще не отшибли у офицеров дисциплину.
— Мы не можем бросить эту цивилизацию без защиты, — сказала премьер-пилот. — И в то же время долг требует, чтобы мы доставили в безопасное место некомбатантов и сообщили метрополии все, что мы знаем о новом оружии и тактике зоннов. Поэтому мы войдем в эту систему и установим контакт с ее цивилизацией. Аут-система корвета повреждена, путь до ближайшего форпоста метрополии займет не менее года. Борт-операторы утверждают, что из работоспособных реакторных колец можно собрать аут-систему для курьера. Да, наш курьер был сбит, но его роль может выполнить один из планарных катеров. Трое или четверо добровольцев смогут достичь метрополии менее чем за два десятка дней.
— А остальные? — спросил секунд-пилот.
— Мы останемся здесь и поставим Рубеж. Новый Рубеж. Мы научим их всему, что знаем, и будем сражаться ради них. Мы потеряли свой дом, соратники, все, что создали наши предки. Что было нам дорого — теперь выжженая пустошь, на которой пируют паразиты. Неужели мы позволим им продолжать? Неужели позволим им выжрать и этот мир? У меня все, соратники. Я не могу приказывать вам в такой ситуации. Посему прошу все обдумать и принять решение завтра утром, к первой смене.
Когда все разошлись, Экмен осталась в тактической рубке. Она тронула один из лепестков — по ровному синему фону побежала рябь визуализации, и чужой голос заговорил на языке иного мира. Расшифровать язык не удалось, слишком мало было материала, а в экипажах сторожевых корветов обычно не служат лингвисты контакта. Чужак мог говорить все что угодно, может быть, они сами не лучше зоннов, такие же паразиты, но вряд ли кто-то, подобный зоннам, запустил бы в межзвездный полет такое послание — с приглашением и точным адресом. Экмен верила, что не ошиблась, решив положиться на добрую волю людей, запустивших в пространство этот зонд.
"Мы принесем им технологии, которые, быть может, разрушат их культуру. В астероидных поясах автоматические заводы будут производить оружие, периметр системы прикроют станции слежения... Возможно, нас, а не зоннов будут они винить во всем..."
На лепестках видеала переливались пейзажи с зеленой растительностью и голубым небом, водопадами и снежными горами, сценами чужой непонятной жизни.
"Они разобщены, быть может, конфликтуют между собой... Мы принесем им войну и внешнего врага. Они ждут вестей от других цивилизаций, и вот эта весть — война..."
Экмен свернула все лепестки, кроме одного — на нем алел значок звукозаписи. Она усилила звук. Музыка была непривычна уху, но Экмен различила в стройном хоре струнные и духовые инструменты. Горло сжалось, и внезапно Экмен заплакала — впервые за много лет она позволила себе горевать по погибшим, оплакать недавние потери и свежие раны.
Музыка кончилась, и непривычный по тембру голос заговорил на чужом — пока еще чужом — языке.

"Этот аппарат создан в США, стране с населением 240 млн. человек среди 4-миллиардного населения Земли. Человечество всё ещё разделено на отдельные нации и государства, но страны быстро идут к единой земной цивилизации.
Мы направляем в космос это послание. Оно, вероятно, выживет в течение миллиарда лет нашего будущего, когда наша цивилизация изменится и полностью изменит лик Земли… Если какая-либо цивилизация перехватит „Вояджер“ и сможет понять смысл этого диска — вот наше послание:
Это — подарок от маленького далёкого мира: наши звуки, наша наука, наши изображения, наша музыка, наши мысли и чувства. Мы пытаемся выжить в наше время, чтобы жить и в вашем. Мы надеемся, настанет день, когда будут решены проблемы, перед которыми мы стоим сегодня, и мы присоединимся к галактической цивилизации. Эти записи представляют наши надежды, нашу решимость и нашу добрую волю в этой Вселенной, огромной и внушающей благоговение."

@темы: fanfiction

---

Пишет  Альвхильд:

WTF Babushka 2018: "И листья древа - для исцеления народов..."
Название: И листья древа - для исцеления народов...
Автор: Альвхильд
Размер: мини, 1170 слов (без примечаний)
Пейринг/Персонажи: ОМП, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: G — PG-13
Предупреждения: по мотивам реально случившей истории
Краткое содержание: через шестьдесят лет после войны встречаются две ветви одной семьи
Примечание: 27 нисана - день памяти Шоа

В дверь позвонили. Робко так, неуверенно. Потом еще раз. Тогда только Роза спохватилась, что дома-то и нет никого, кроме нее и кошек, а кошки не умеют открывать входную дверь. Комнатные-то давно научились — Узи расталкивает скользящие двери в салон и во дворик, а ловкая Айка умеет так прыгнуть на дверную ручку, что та поворачивается.
— Ой, ну иду уже, иду, — пробормотала Роза себе под нос. Как всегда, бормотания ее никто не понял бы, потому что кроме нее никто в семье не знал идиш. И как-то машинально она и у двери спросила:
— Кто там? — на этом же языке.
— Простите, могу я увидеть госпожу Зильберштейн? — спросил с той стороны молодой голос. Тоже на идиш.
Рука Розы замерла, не коснувшись защелки замка.

Последний раз ее называли этой фамилией давно, очень давно. Теудат зеут она получала в тысяча девятьсот сорок восьмом уже на фамилию Сарид, потому что Реувен сменил фамилию Сандлер на ивритскую как раз перед получением паспорта. Они поженились тогда быстро, без больших торжеств, и их поздравлял весь киббуц — их, двоих Выживших (так переводилась с нового языка их новая фамилия). А потом они переехали в Тель-Авив, и там уже никто не помнил, что когда-то Роза была Зильберштейн. Только имя она оставила старым, не стала писаться ни Шошаной, ни Варданой...
За дверью ждали. Роза, вздохнув, открыла дверь.
Ей показалось, что время прыгнуло вспять. Что это снова Вильно, и лето, и отец пришел домой к обеду, а ей восемь лет. Роза тряхнула головой. Это все жара, подумала она. Только по жаре можно перепутать современный деловой костюм с тем, из тридцатых. Точно, костюм и сбил ее с толку. Ну кто в Израиле носит деловой костюм? Да по пальцам одной руки можно пересчитать людей, которые ходят в деловых костюмах, и даже премьер-министр его не всегда носит!
Молодой человек со странно знакомым лицом первым нарушил молчание.
— Извините, я не представился. Я Михаэль Зайдель. Вы могли знать мою бабушку, Анну Зильберштейн.
— Анну? — Роза попятилась в дом, дошла задом, цепляясь рукой за стену, до кресла, и упала в него. — Аннеле, наша Аннеле, — ваша бабка? Она жива?
Молодой человек в костюме переступил порог и остановился.
— К сожалению, нет, она умерла два года назад. Она искала своих родственников, я ей помогал, и вот... я нашел вас. Я сразу понял, что это вы. Вы похожи. Вам плохо?
— Нет, мальчик, мне... мне хорошо. — Роза наконец собралась с мыслями. — Ты говоришь на идиш?
— Да. Мама с папой часто оставляли меня у бабушки, а она хотела, чтобы хоть кто-то из нас мог поговорить с ней на этом языке. Мне нравятся языки, — добавил он.

Роза давно забыла, как это — говорить на родном языке с молодым человеком. Иногда на ее привычное бормотание или комментарий отвечали ее ровесники — такие же осколки разбитого вдребезги, уничтоженного мира. Разве что в клубе стариков можно было поговорить — но сейчас там было уже полно родившихся здесь, сабр, родным для которых был иврит. А их кружок говорящих на идиш редел и скоро должен был исчезнуть совсем. А Реувен не знал идиша, его родным был польский, и поначалу они могли общаться только по-немецки, который знали оба, но это было сущей мукой, поэтому они поспешно выучили иврит.
Михаэль с любопытством разглядывал фотографии на стенах салона — вот Реувен, в потрепанной военной форме, пилотка под погоном, стоит где-то на Синае, рядом со своим грузовиком. Вот Двора, старшая, стоит между мужем и сыном... Офек погиб в первую ливанскую... Мира, Соня, Эфраим... А вот компания младших внуков и старших правнуков — половина в военной форме, дурачатся, смеются, и Дуду, их Давид, золотой голос, тоже смеется... он погиб потом на границе. Миричка-младшая верхом на огромном игрушечном медведе...
— Мири так похожа на маленькую Аннеле, — говорит Роза и думает, что никто больше не узнает, на кого похожа ее правнучка. — Только темненькая.
— У бабушки есть фотография, — сказал Михаэль. — Она сохранила несколько. Там ваш отец, вы с ней и с младшим братом, ваша мама... Вот, я переснял...
Выцветшие фотографии, старая сепия... Он и вправду похож на ее отца, этот Михаэль, внук Аннеле, не зря ей почудилось там, в дверях... Две девочки на фотографии, черненькая и беленькая, держат за руки малыша лет трех, в коротких штанишках.
— Это Михаэль, — сказала Роза. — Он умер... умер...
...он вдруг перестал дышать, прямо у мамы на руках. Потом Роза поняла, что Бог был милостив к нему, Михеле умер — вероятно, потому, что тот офицер слишком сильно ударил его по лицу...
...а она не помнила его лица, и вот вспомнила снова...

— Бабушка рассказывала, что ее приютил пастор. Он сделал ей фальшивые документы, что она его племянница из Австрии. Нашел каких-то людей, они помогли ей добраться до Франции, а оттуда один англичанин помог ей уехать в Англию. Она жила в приемной семье, потом уехала в Америку и там вышла замуж за моего отца.
— Да-да, — сказала Роза. — Аннеле была беленькая, ее часто принимали за немку. А я, верите ли, не могу говорить по-немецки! С тех пор не могу. Все понимаю, читаю даже, но не могу говорить. А нам немецкий был как родной.

Когда-то они собирались всей семьей — у отца было трое братьев и две сестры, у мамы... сколько? Роза уже не помнила. Все с мужьями и женами, кузинами, кузенами, детьми... Большой дом Зильберштейнов едва вмещал всех на праздничных застольях. Дома больше не было, на его месте после войны выстроили что-то другое — Роза сама видела в Гугле эти многоэтажные дома. Фотографии сгорели, столовое серебро растащили. Даже кладбище сровняли с землей. Огромное дерево вырвали с корнем, и два одиноких листка разнесло по разные стороны моря. Милосердное забвение сгладило, укрыло серой пеленой годы, отмеченные словом "гетто". С тех пор, с тех времен в ее памяти осталась только песня, тоже на идиш:

Зог нит кейн мол, аз ду гейст дем летцн вег.
Химельн блайен фарштелен блойе тег.
Кумен вет нох унзер ойсбегенкте шо
свет а пойк тон унзер трот: мир зайнен до!*


Реувен тоже любил эту песню, и они с Давидом пели ее вдвоем, уже на иврите, дед и внук... У Давида был хороший голос, он хотел после армии идти учиться, мечтал о сцене. Кто ж мог представить, что в последний месяц службы очередной смертник подорвется прямо у КПП... Когда Эфраим с женой оставляли маленького Давида у деда с бабкой, Реувен пел ему эту песню вместо колыбельной. И на похоронах тоже ее пели.

И вот они с Реувеном, двое, вырастили новое дерево, вросшее всеми корнями в этот песок, в холмы Иудеи и горы Галилеи, и в ветвях этого древа шелестел новый язык, точно так же возродившийся из тощего ростка. Вот только за шесть десятков лет он так и не стал родным для Розы. И правнучке, маленькой Мири, засыпающей с огромным белым медведем в обнимку, она пела другую колыбельную:

Ойфн вег штейт а бойм, штейт эр айндебойгн.
Але фейгль фунем бойм зайнен зих цефлойгн.
Драй кей мизрех, драй кей майрев, ун ди решт кейн дорем,
Ун дем бойм гезольт алейн, хефкер фарн шторем... *

Внук Аннеле давно ушел. Фотографии Роза положила под тяжелую, обтянутую бархатом обложку огромного фотоальбома. Скоро приедут Реувен с Ариком, и она уже предвкушала, как расскажет им про Михаэля и его поиски — про птичку, что все же прилетела к одинокому дереву через полмира — и они будут пить чай с яблочным пирогом, и будет покой, и олива во дворе поймает ветвями ветер...


-------------------------
* Никогда не говори: “Надежды нет”.
Даже если тучи скрыли белый свет —
Но придёт наш час, мы вырвемся из тьмы,
Твёрдым шагом отчеканим: ЭТО МЫ.

От зелёных до покрытых снегом стран
Кровь горячая течёт из наших ран —
Но везде, где капли крови упадут,
Там наш дух и наше мужество взойдут.

Ясным солнцем озарится наш рассвет,
Где не будет ни врага, ни прошлых бед.
Но если поздно, слишком поздно рассветёт —
Эта песня, как пароль, до вас дойдёт.

В ней надежда, и свинец, и боль, и страх.
То не песня вольной пташки в небесах —
Эту песню пел народ полуживой,
Среди рушащихся стен готовясь в бой.

Никогда не говори: “Надежды нет”.
Даже если тучи скрыли белый свет —
Но придёт наш час, мы вырвемся из тьмы,
Твёрдым шагом отчеканим: ЭТО МЫ.
(песня еврейских партизан, слова Гирша Глика на мотив песни "Терская походная" бр.Покрасс, youtu.be/XfvQVs2PoKA)


* На дороге дерево стоит, стоит оно согнувшись. Все птички с дерева улетели.
Три — на запад, три — на восток, остальные — на юг,
и дерево остается стоять одиноко под всеми ветрами.
/дальше: Говорю я маме: "Послушай, ты только не мешай мне,
я быстро, раз-два, превращусь в птицу.
Я буду сидеть на дереве и баюкать его среди зимы прекрасным, нежным напевом."
(еврейская колыбельная, youtu.be/_HufMgeQJbE)





Этот текст - своего рода ответ на вопрос о моем национальном самоопределении и языке. Последним человеком в нашей семье, кто знал родной язык, была моя бабушка. В Израиле я встречала старушек, которые, долгие годы прожив там (а они приехали туда сразу после войны или в 60-е), так и не выучили иврит. Их родным языком был идиш. Тех, кого я знала, уже нет в живых.
Язык еще жив - в конце концов, есть общины, и в Америке, и в самом Израиле, в которых идиш родной язык, но это другое. В Белоруссии некому говорить на идиш, а от всего местечка Ляды остался только памятник с несколькими сотнями имен.
Мой родной язык - русский.

Ссылки: en.wikipedia.org/wiki/Zog_nit_keyn_mol
www.berkovich-zametki.com/Nomer27/Glik1.htm

---

Силы Зла: Секс, еда и патроны (перепост)

Название: Секс, еда и патроны
Автор: Альвхильд
Размер: мини, 1614 слов
Источник: литература и кино жанра постапокалиптика
Категория: обзор
Жанр: докладная записка для Лиги Злодеев
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: три источника и три составные части жанра постапокалиптики

Апокалиптика — древний и почтенный жанр литературы, живописи, скульптуры, кино и прочего искусства. Взять хотя бы «Откровение Иоанна Богослова», по которому и поименован этот жанр. Мощнейшая вещь, в которой есть все, что в других апокалиптиках присутствует в той или иной мере — сама катастрофа, ужасы войны, чума, глад и погибель, смертельные для человека отравления окружающей среды, гибель большей части человечества, выживание избранных, катарсис и обновление мира.
Примерно в том же духе, только короче, повествуется о гибели богов, Рагнарёке, в «Предсказании вёльвы», только в духе «все будут доблестно сражаться, и почти все погибнут, но некоторые выживут и обновят мир».
Это первый источник современного жанра посткатастрофы.
Конечно, в этих мифоэпических апокалиптиках зло, губящее мир, богов, героев и простых обитателей, — это хтонические чудовища в виде то огненных великанов, то распутницы в багрянице верхом на драконе, то четыре всадника, то целый корабль мертвецов.
В поздних апокалиптиках, романах и фильмах катастроф нашего времени, силами зла оказываются то инопланетные захватчики, то безумные ученые, то мимолетная комета, а то и экологическая катастрофа. Два последних фактора нельзя назвать злом в полной мере, поскольку это явления природные и силам зла никак не подвластные. Впрочем, мы активно прикладываем усилия к тому, чтобы экологическая катастрофа все же совершилась — когда люди сожгут всю нефть, срубят все деревья, сожрут все, что останется, и сдышат последний кислород, тут-то мы и повеселимся!
Но, однако, согласно древним предсказаниям всяких там Иоаннов и вёльв, в конце концов всё обернется к добру. Но я хочу поговорить не об этом печальном предопределении, а о том промежутке между мигом Катастрофы и началом возрождения, которое в «Откровении» названо Царством Зверя.
Большинство авторов апокалиптик рисуют этот период хаосом, в котором выживают только опростившиеся до первобытности сильные и жестокие, захапавшие себе остатки ресурсов.
И, разумеется, это мужчины, а ресурсы — это еда, патроны и женщины. Особенно эти идеи любят отечественные фантасты, и поэтому записной читатель этого сорта литературы уверен, что как только произойдет катастрофа, феминизм тут же кончится, и слабые, несчастные женщины в поисках защитника прибегут к нему за защитой, едой и патронами. Ой, нет, патроны женщинам в этой модели не положены.
Особо отличился в этом плане некто Олег Верещагин, певец «белой расы» и «сильной руки», который в своем цикле рассказов о катастрофе с удовольствием описывает, как грубые враги насилуют всяких там бизнес-ледей и феминисток. Иногда кажется, что настукивал он это на клавиатуре одной рукой.
Классическая модель «права сильного» имеет исток в романе Джека Лондона «Алая чума» — культура утрачена, читать умеет последний человек на земле, он же рассказчик, который выжил, потому что прибился к дикому племени. И с тех пор идет традиция — «Парень и его пес» Харлана Элисона, «Волк среди теней» Дэвида Геммела, «Закон фронтира» Олега Дивова, «Атомный сон» Сергея Лукьяненко, «Мародер» Беркема аль-Атоми и писанина подражателей, а также кино про катастрофу.
Взять хотя бы «Водный мир» с его «курильщиками», которые ебошат всех подряд, потому что у них есть танкер с топливом для гидроциклов, патроны и пресная вода — так что женщин можно и попросту похищать в других плавучих сообществах. О размножении, правда, «курильщики» не думают, им и так хорошо.
Но есть и другая тенденция — создавать в посткатастрофическом мире общество контроля. Эта идея впервые была описана в романе Уэллса «Война миров». Если помните, там главный герой, от лица которого ведется повествование, и некий его случайный сотоварищ сидят в подвале, прячась от марсиан, которые рыщут вокруг в своих треножниках и охотятся на людей с целью их сожрать. За неимением другого занятия джентльмены беседуют о насущном и строят планы на будущее:

— Что же вы намерены делать? — спросил я наконец. — Какие у вас планы?
Он помолчал.
— Вот что я решил, — сказал он. — Что нам остается делать? Нужно придумать такой образ жизни, чтобы люди могли жить, размножаться и в относительной безопасности растить детей. Сейчас я скажу яснее, что, - по-моему, нужно делать. Те, которых приручат, станут похожи на домашних животных; через несколько поколений это будут большие, красивые, откормленные, глупые твари. Что касается нас, решивших остаться вольными, то мы рискуем одичать, превратиться в своего рода больших диких крыс... Вы понимаете, я имею в виду жизнь под землей. Я много думал относительно канализационной сети. Понятно, тем, кто не знаком с ней, она кажется ужасной. Под одним только Лондоном канализационные трубы тянутся на сотни миль; несколько дождливых дней — и в пустом городе трубы станут удобными и чистыми. Главные трубы достаточно просторны, воздуху в них тоже достаточно. Потом есть еще погреба, склады, подвалы, откуда можно провести к трубам потайные ходы. А железнодорожные туннели и метрополитен? А? Вы понимаете? Мы составим целую шайку из крепких, смышленых людей. Мы не будем подбирать всякую дрянь. Слабых будем выбрасывать.
— Как хотели выбросить меня?
— Так я же вступил в переговоры...
— Не будем спорить об этом. Продолжайте.
— Те, что останутся, должны подчиниться дисциплине. Нам понадобятся также здоровые, честные женщины — матери и воспитательницы. Только не сентиментальные дамы, не те, что строят глазки. Мы не можем принимать слабых и глупых. Жизнь снова становится первобытной, и те, кто бесполезен, кто является только обузой или — приносит вред, должны умереть. Все они должны вымереть. Они должны, сами желать смерти. В конце концов это нечестно — жить и позорить свое племя. Все равно они не могут быть счастливы. К тому же смерть не так уж страшна, это трусость делает ее страшной. Мы будем собираться здесь. Нашим округом будет Лондон. Мы даже сможем выставлять сторожевые посты и выходить на открытый воздух, когда марсиане будут далеко. Даже поиграть иногда в крикет. Вот как мы сохраним свой род. Ну как? Возможно это или нет? Но спасти свой род — этого еще мало. Для этого достаточно быть крысами. Нет, мы должны спасти накопленные знания и еще приумножить их. Для этого нужны люди вроде вас. Есть книги, есть образцы. Мы должны устроить глубоко под землей безопасные хранилища и собрать туда все книги, какие только достанем. Не какие-нибудь романы, стишки и тому подобную дребедень, а дельные, научные книги. Тут-то вот и понадобятся люди вроде вас. Нам нужно будет пробраться в Британский музей и захватить все такие книги. Мы не должны забывать нашей науки: мы должны учиться как можно больше. Мы должны наблюдать за марсианами. Некоторые из нас должны стать шпионами. Когда все будет налажено, я сам, может быть, пойду в шпионы. То есть дам себя словить. И самое главное — мы должны оставить марсиан в покое. Мы не должны ничего красть у них. Если мы окажемся у них на пути, мы должны уступать. Мы должны показать им, что не замышляем ничего дурного. Да, это так. Они разумные существа и не будут истреблять нас, если у них будет все, что им надо, и если они будут уверены, что мы просто безвредные черви.
Артиллерист замолчал и положил свою загорелую руку мне на плечо.
— В конце концов нам, может быть, и не так уж много придется учиться, прежде чем... Вы только представьте себе: четыре или пять их боевых треножников вдруг приходят в движение... Тепловой луч направо и налево... И на них не марсиане, а люди, люди, научившиеся ими управлять. Может быть, я еще увижу таких людей. Представьте, что в вашей власти одна из этих замечательных машин да еще тепловой луч, который вы можете бросать куда угодно. Представьте, что вы всем этим управляете! Не беда, если после такого опыта взлетишь на воздух и будешь разорван на клочки. Воображаю, как марсиане выпучат от удивления свои глазищи! Разве вы не можете представить это? Разве не видите, как они бегут, спешат, задыхаясь, пыхтя, ухая, к другим машинам? И вот везде что-нибудь оказывается не в порядке. И вдруг свист, грохот, гром, треск! Только они начнут их налаживать, как мы пустим тепловой луч, — и — смотрите! — человек снова овладевает Землей!

Надо сказать, что этот артиллерист-утопист понимал ценность науки. Его последователи из других апокалиптик были озабочены уже только едой, патронами и сексом.
С тех пор за рамки этой идеи как-то и не выходят. Особенно в плане секса и размножения. Даже у Ефремова в его мире Великого Кольца (который возник после глобальной катастрофы) контроль над ресурсами и деторождением подается как благо — и каждая женщина обязана родить двух здоровых детей, причем часто от мужчины, которого ей подберут в генетическим данным — евгеника в посткатастрофе живее всех живых.
Тут стоит упомянуть жуткий рассказ «Жены энтов» Алексея Лукьянова. Где объективизация сексуального партнера достигает дна — все женщины уничтожены, убиты мужчинами, в роли секс-объектов — мужчины же, которым за нарушение закона сменили пол, а любой намек на любовь между оставшимися мужчинами приводит к жестокому преследованию «пидарасов» и превращению их в транс-женщин, секс-обслугу.
Отчасти жанр катастрофы стал своего рода сублимацией для авторов — они расписывали право сильного или жесткие властные структуры, контроль над ресурсами и, главное, над женщинами как средством для секса и размножения — с упоением и удовольствием.
Вот, например, высшее выражение этой тенденции — империя Несмертного Джо в фильме «Дорога ярости». Нам показывают вначале реализацию практически всех порнокинков — гарем из молодых и красивых девушек, пояса верности, отборные матери-производительницы, а также «коровы» — производительницы молока, которые живут, привязанные к доильным аппаратам. Империя Несмертного Джо стояла на четырех китах апокалипсиса — топливе, оружии, продовольствии и контроле за сексом и размножением. Четвертый кит вот только подвел — женщинам надоело быть ресурсом и они сбежали, а потом еще и отобрали у Джо всё, нажитое непосильным трудом.
Воображение авторов апокалиптики не заходит дальше тоталитарного общества полного контроля даже когда они сочиняют гендерный перевертыш — чему примером служит «Сексмиссия» Юлиуша Махульского, фильм, известный нам как «Новые амазонки». Коварные женщины запрещают секс, с каковой целью принимают таблетки, снижающие либидо, ресурсы под контролем (в подземном городе-убежище-то!), а патроны не нужны за неимением врага. С внутренними врагами — подпольными торговцами и лесбиянками — справляется обычная полиция. Ну и конечно, два неудачника, попав в этот цветник, взрывают его посредством... секса.

Ввиду вышеизложенного предлагаю удвоить усилия по продвижению в массы жанра постапокалиптики как чрезвычайно полезного для сил зла, ведь источник всех этих фантазий о выведении нового человечества как через практику выживания сильнейшего, так и через тоталитарную евгенику, лежит в базовых страхах авторов.
Мы должны всячески способствовать идее выживания через еду, патроны и секс — ведь именно так сформируется новое человечество, которое не сможет даже помыслить об обращении к непрактичным идеалам добра.

@темы: фантастика нижнего прицела

---

Название: Здесь было море
Автор: Альвхильд
Размер: драббл, 893 слова
Пейринг/Персонажи: искатель, спасатели.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: он ищет марсианский город.
Предупреждение: насилие, смерть
Примечание: навеяно "Красной звездой" и "Тремя принцессами" Starswordа

Посвящается Ли Брэкетт

Пески Марса. Рыжие, серые, черные. Ветер гоняет пыль — атмосфера слишком разреженная, слишком тонкая, так что никаких песчаных бурь, только пылевые вихри. Камни — угловатые и округлые, уступчатые скалы. Свидетельство того, что когда-то тут текла вода — только морские отложения дают такой рисунок на откосах... Здесь было море — когда-то давно, в те времена по Земле еще топали динозавры, а теперь вот потомок мелкого теплокровного зверька, похожего на крысу, топает через марсианские пески по берегу высохшего моря.
Что-то не так с этой планетой, думает он. Были тут города, моря и каналы — куда все делось?
Как в старом фантастическом романе: герметичный костюм, почти скафандр, ранец со снаряжением, обломок дюралевого шеста в руке — чтобы не вляпаться в зыбучку, последний баллон кислорода. И карта. Снимок неважного качества, сделанный спутником. К сожалению, спутника уже нет, разбит случайным метеором, а другой на ту же орбиту запустят нескоро.
Человек оглянулся. С этого места краулера было не видно, и ареодезический знак было не видно, но связь работала, краулер слал сигнал каждые полчаса. Карта... ах да. Карта. На которой различим узкий залив и изломанные линии лабиринта — так выглядят с орбиты марсианские города. Только фундаменты стен, иногда их фрагменты. Гладкий, без швов камень. Всегда — лабиринт, сходящийся к центру.
Как они выглядели, строители городов? Неизвестно.
О фундамент первой стены он спотыкается.
Здесь есть стены — и чем ближе к центру, тем они выше. Человеку мерещится, что это не стены растут, закрывая небо, а он становится меньше. Он встряхивает головой, отгоняя наваждение. Вот песок, вот камни, — размеры их неизменны.
За поворотом открывается центральная площадь. Башмаки скользят, человек едва удерживает равновесие. Под мелким песком и пылью стеклянистая поверхность. Неровная, словно стекло застыло натеками и мелким волнами. Человек расчищает участок у края. Край неровный, и похоже, что это сплавленный песок. Когда-то тут полыхало пламя, плавящее камень. Любопытно — искусственное или естественное? Естественному взяться неоткуда. Дальше песка нет, только слегка выпуклая поверхность стеклянистой линзы. В ее темной глубине видны смутные тени. Опустившись на колени, человек смотрит в глубину.
...Левиафан всплывает из темных глубин, следом за ним торопится стайка острозубых ихтиотварей. Они плывут не следом, а сбоку — из распоротого бока левиафана истекает розоватая струя, ихтиотвари наводятся по ней прямо на рану, они догоняют эту огромную тушу, вцепляются в края раны, отрывают куски бледной плоти. Они проникают в тушу все глубже, и, наконец, левиафан перестает двигать плавниками и повисает в толще моря, которого больше нет...
...Люди идут — рядами, колоннами. Не совсем люди, конечно — не забываем, предок человека еще ворует яйца у динозавров, владык белой звезды, что видна над здешним горизонтом даже днем. В щелях забрал видны раскосые глаза, сплошь темные, без белка. Блестят круглые шлемы, вспухают белые султаны взрывов. Рушится стена великого города. Льется кровь на его широких проспектах, в садах и дворцах — багровая кровь, не человеческая. Наблюдатель смеется, облизывая пересохшие губы — кто сказал, что высокая и утонченная цивилизация обязательно гуманна? Из истязаний живых существ тоже можно сделать искусство, можно наслаждаться, насилуя мужчин и женщин, упиваться криками детей, с которых снимают нежную кожу, чтобы сделать из нее изысканное одеяние.
Ветер листает страницы серебряных книг на пепелище, под ногами распятых на обгорелых стенах мудрецов и прекрасных танцовщиц со вспоротыми животами, из которых вываливаются кишки. Юркие ящерицы выедают мозг из их черепов, лакомятся запекшимися глазами — вот и вся мудрость, вот и вся поэзия...
Человек отрывает тяжелую голову от неровной поверхности. Там — темнота. Ничего нет. Внутри шлема горит красным индикатор. Кислород, конечно. Точка невозврата. Краулер отвечает на запрос все тем же кодом, который означает “двигатель неисправен”.
Стены — гладкие, серые, округло обтесанные временем, смыкаются, отсекая выход.
Кто-то трогает человека за плечо.
Они невысоки ростом, тонки в кости, и огромные глаза над закрывающими лица вуалями — нелюдские, сплошь темные, без белка.
Небо внезапно делается из рыжего бледно-голубым, и тяжелый порыв ветра ударяет в грудь по-настоящему.
Человек подносит руки к вороту и отщелкивает застежки шлема.
Воздух пахнет морем, солью, у него привкус крови — человек подносит руку к губам, и на перчатке остается красный мазок. Кровь идет носом, кровь на лопнувших от жажды губах.
Эти, в вуалях, идут прочь из лабиринта. И человек следует за ними. Стены понижаются, и за ними нет горизонта — море сливается с небом, земля кончается рыжей полоской под ногами.
На другом берегу узкого залива сверкает город, как драгоценный камень — горят серебряные кровли и золотые шпили, ослепительно сияют белые стены Валкиса, города городов, и он точно такой, как в тех книгах, которые человек читал в детстве. И там, за близким горизонтом, за зелеными морями и черными скалами в красных пустынях, высятся Кушат, Джеккер и Барракеш, Кхондор и Каэр-Дху...
...И ты увидишь их все, и поплывешь под синим парусом по морям Марса, прямо к Цитадели, что не зря зовется Цитаделью Утраченных Лет...
Человек покачнулся и упал навзничь. Солнце, яркий маленький диск в подернутом рыжей дымкой темном небе Марса, отражалось в его незрячих глазах. Пыль оседала на коротко стриженых волосах, на лице, налипла на кровавые дорожки, тянувшиеся от ноздрей. Шлем выпал из руки и откатился к краю центральной площадки лабиринта. Внутри зеркального стекла высвечивался зеленый огонек — это замерший в восьми километрах краулер подавал свой код.

— Почему они снимают шлемы? — спросил спасатель в оранжевом нагруднике поверх скафандра. — Этот уже четвертый.
— Не знаю, — ответил его товарищ, глядя, как робот укладывает запакованное в капсулу тело в багажник.
— Я прослушал запись из его шлема, — сказал первый. — «Это Валкис, я вижу стены Валкиса».
— Бред какой-то.
— Предыдущий, из второго города, помнишь, говорил о какой-то Соацере...
— А про Гелиум никто не говорил, случайно?
Первый покачал головой.
Крохотное марсианское солнце горело над пустыней, и пылевые вихри курились над песками Марса.

@темы: fanfiction

---

Сюда тоже перекину, пусть будет

Название: Правда о раскопках в Армагеддоне
Автор: Альвхильд
Источник: Р.Брэдбери, "Уснувший в Армагеддоне"
Краткое содержание: раскопки в месте гибели миллионов, бессмертные, жаждущие восстать из праха, война, которая продолжается.
Примечание/Предупреждения: кровь, война, кошмары. Топоним "Менгедди" заимствован у Р.Скотта Бэккера

Ветер над раскопом был так же силен, как те дни, когда Марс был обитаем. Люди Земли пришли на Марс и принесли с собой обновление. Там, в умеренных широтах, цвели яблони, привезенные с Земли, а здесь, в пустыне, все было так же, как миллион лет назад. Кроме моря.
Ветер свистел над равниной в одну ноту, день за днем, так что люди старались отгородиться от него – совали в уши втулки наушников, слушали музыку с прихваченных записей, ловили радиопередачи из Марс-сити – выступления комиков, политические дебаты, кулинарные шоу – все, что угодно, лишь бы не слышать однотонного свиста.
Кейт зарисовывала разрез раскопа, когда в монотонном вое ветра услышала голос.
«Аииии! Оуииии!» — на два, на три тона пел неведомый.
Из твердой, закаменевшей почвы, некогда плодородной, постепенно появлялся череп. Не первый уже череп с высоким сводом и косо прорезанными глазницами. Ветер выдувал пыль и песчинки из-под лезвия ножа, из-под кисточки, ласково обметающей находку.
Кейт зарисовала оскаленный череп, плотно сидящий в породе, с забитыми землей глазницами. Рядом она набросала его же, потом добавила на кость немного плоти – щеки, тонкие губы, нос. Глаза остались белыми пустыми пятнами, потому что она не знала, как должны лечь линии век и какими были глаза под этими веками.
С темнотой ветер запел тише, но настойчивей.
«Аах!» – стонал голос.
«Эйя! Эйя!» – пел второй.
Казалось, ветер дул в бронзовую флейту, тысячу тысяч лет пролежавшую под землей, а теперь согретую руками человека.
— Помнишь тот рассказ, о космонавте, который погиб где-то здесь? – спросил утром Майкл.
— Леонард Сэйл погиб на астероидах, — равнодушно ответила Кейт и вернулась к своему альбому. Половина листов была уже занята – находки, места залегания предметов, расчищенные фундаменты, кости…
— Говорят, его свёл с ума ветер.
— Может быть. Но это было где-то в поясе астероидов.
— Мы называем их марсианами, но они не жили здесь, — сказал Майкл и ушел в третий раскоп, где громоздились кости убитых в грандиозном сражении, а из-под завалов костей торчали трубки и рога неведомых боевых машин.
Днем было еще хуже – густо-синее небо, крохотный бледный диск солнца и холодный ветер. Монотонный его посвист давил на нервы, люди оглядывались. Еще не прошло и двух недель с начала раскопок, а рабочие уже начали уезжать в город и не возвращаться.
Ночью Кейт увидела флейту – ту, которую сама очистила от грязи и уложила в контейнер, — в руках женщины. Женщина эта не была человеком. Кейт не могла сказать, где кончается теплая кожа и начинается холодный металл ее головного убора. Тончайшие узоры покрывали его, и металл плавно переходил в живые перья – или металл был живым, и перья тоже были металлическими?
Утром она взяла новый альбом. День за днем она рисовала их – тех, кто приходил в ее сны с голосом ветра.
Через несколько дней она подошла к начальнику экспедиции и указала на базальтовый выступ. Это был угол гробницы. Когда вскрыли капсулу с захоронением, среди хрупких по-птичьи костей нашли головной убор из серебра и диковинных самоцветов – точно такой, как на первом рисунке в альбоме. Тончайшие перья из странной по составу бронзы колыхались, как живые, когда убор с благоговением перекладывали в контейнер, а самоцвет на налобнике горел под солнцем, как сгусток живого пламени.
«Аиииу… — пел ветер в ее снах. – Где он? Аииииу, где он, мой Имрелле, где он?»
В нескольких гробницах нашли доспехи. Не примитивные металлические панцири, а плод высоких технологий, до которых Земля еще не додумалась. Несколько доспехов явно были женскими.
«Я – Талла, покорительница миров! Аиииу, Талла!» — пел ветер.
— Они всё-таки не отсюда, – говорили археологи долгими марсианскими вечерами в главном куполе. Они пили земной чай и рассматривали находки. – Они сражались здесь, но они не марсиане.
Ночью она смотрела на небо. Две быстрые маленькие луны катились от горизонта до горизонта, низко над окоемом сияла Венера, выше нее – голубая Земля, и золотой крохотный диск Юпитера горел среди звезд.
«Аххха, аиииу…. Ее нет больше. Нет Айунэлы, нет ее!»
Легионы шагали под древними стенами, ровно, неотвратимо. Тысячи тысяч людей – или не людей? – заливали кровью равнины Агвиранеи. Разрывные пули пронзали их доспехи, тела разлетались кровавой пылью, и ветер нес микроскопические брызги крови дальше, к еще нетронутым огнём городам.
Гордый Тилле, Убийца Людей, гнал пленных к Раталару, и те, кто не желал покориться, умирали там в муках – синий газ заставлял их выплевывать легкие на черный колючий песок, пурпурная лоза впивалась шипами в тела, сжимая и скручивая их, пока последняя капля влаги не была выдавлена, а Тилле смеялся. Со стен Раталара, что высились до облаков, Тилле грозил всей Айунэле, пока Иорр вел свои легионы через Агвиранею.
Три тысячи лет сражались они, и Агвиранея покрыта была пеплом и истертыми в пыль костями мертвецов. Озера на равнинах много раз заполнялись кровью, и даже когда вода очищалась, она была горькой.
— Мы смотрим на это все, как на своеобразный аналог наших античных цивилизаций, — вещал седой профессор. — Но аналогия не должна обманывать нас. То, что мы нашли рядом с полем гробниц – это космодром.
Огромный этеронеф был схож с левиафаном, объеденным рыбами – остов, скорлупа, мать огромного роя воздушных лодочек из застывшей пены, титана и алюминия. Останки лодочек они находили на равнине повсюду.
Через полгода после начала раскопок земляне сложили кусочек к кусочку первую лодку.
«Вернись обратно, — пела женщина в короне серебряных перьев. – Вернись, о Имрелле! Я отдала свои доспехи, я отказалась от них. Я построила город в чужой земле, о Имрелле!»
Кейт складывала альбомы стопочкой. То, что она рисовала в них, не видел никто из людей. Величественные города, небо, полное этеронефов, лодки, скользящие по глади каналов, грозди псевдоцветов на игольчатых лианах, воин в устрашающем шлеме, с неведомым оружием в руках.
Ночью она слышала флейту. Кости женщины из гробницы залили консервантом и бережно переложили в термоконтейнер. Кейт иногда стояла рядом с ним, представляя, что внутри, словно принцесса в хрустальном гробу, спит женщина с флейтой, ожидая своего Имрелле.

В гробницах нашли титановые пластины с письменами, катушки тонких и узких металлических ленточек. Это были программы управления этеронефами. Записи на катушках не сохранились, но пластины удалось прочитать. Статья профессора Стоуна вышла в зимнем номере «Древностей Марса». И произвела сенсацию. Даже далекие от археологии люди говорили об этой статье, узнав о ней из новостей. О том, что марсиане – вовсе не марсиане, они пришли на Марс с планеты, которую земляне условно называют Фаэтон. С погибшей планеты, превратившейся в пояс астероидов.
Кейт знала, как они называли свою родину, она даже могла произнести это вслух – Айунэла, Айу-у-у – как посвист ветра над вскрытыми гробницами, как зов над равнинами Агвиранеи, равнинами Битвы.
Сразу три международных фонда профинансировали экспедицию Стоуна на астероиды. Номер 787 был вторым в списке. Кейт удалось записаться в экспедицию. Личных вещей у нее не было – только стопка альбомов и пачка карандашей.
Майкл тоже был в этой экспедиции. Конечно же, он первым делом сходил на пятачок, на котором садились когда-то старые корабли. Где-то здесь умер Леонард Сэйл, здесь сошли с ума двое, пытавшиеся его спасти. Никто и никогда не находился на астероиде 787 больше нескольких часов, никто не хотел проверять легенду о ветре и голосах Армагеддона.
— Ерунда, — сказал профессор Стоун. – За работу, господа археологи, у нас мало времени.
В первый же день они наткнулись на поле битвы.
«Аахх!» — сказал ветер с равнин Агвиранеи, ветер Менгедди.
Кейт рисовала. Воины в круглых шлемах кричали славу Тилле и Раталару, солдаты Иорра умирали молча. На альбомном листе воин в круглом шлеме останавливал своим телом трехрогую машину, похожую одновременно на жука и на трицератопса. То, что было дальше, она рисовать не стала — рог из темного металла пронзил воина насквозь, а потом по нему пробежали молнии, полыхнуло — и лохмотья спекшейся плоти опали наземь, вместе со шлемом и кирасой.
«Кто ты?» — спросил ее чужой голос, лишенный дыхания и живого тепла, бесплотный голос бессмертного.
— Я ищу Имрелле, — сказала она. — Талла зовет его.
Тилле рассмеялся, и Иорр вторил ему:
«Талла. Трусиха Талла!»
«Она отказалась! — выкрикнул бесплотный голос. — Она отвергла!»
«Она умерла!»
«Но вы здесь! И мы обретем плоть!»
Кейт словно раздвоилась. Одной частью она боялась — это был тот страх, который убил Леонарда Сэйла. Другой же частью она смотрела в бездну, в которой Раталар еще стоял, и Тилле смеялся, идя против ветра.
В его призрачном голосе она слышала злобу и зависть, он жаждал войти в ее плоть и сделать своей, но она вспомнила Таллу и алый камень ее короны, и Тилле отпрянул.
Его мысли были жесткими, как прокаленный холодом космоса камень. В мыслях своих он…
…срезал с Таллы доспехи вместе с кожей, и купался в ее крови.
…он бросал ее на ложе и входил в ее лоно, и мял ее грудь, а потом, на пике наслаждения, вонзал тонкий, как игла, кинжал ей в сердце.
Его глазами Кейт видела город Иамет, к которому Тилле успел раньше Иорра — со стен его свисали гроздья людей с ободранной кожей, и их слабеющие крики уносил ветер.
Она готова была сдаться, когда услышала флейту. Другую, не ту, что пела в шорохе марсианского ветра.
И она проснулась.
В то утро двое археологов бросились друг на друга. И прежде, чем остальные разняли их, один воткнул другому в глаз железный штырь, а другой успел вонзить первому нож под ребра.
— Надо убираться отсюда, профессор, — сказал Майкл Стоуну. — История Леонарда Сэйла возникла не на пустом месте.
— Это лишь сны, — ответил профессор.
Они расчистили небольшой участок в полости астероида. Находкам не было конца — кости, черепа, изделия из металла, неведомых материалов, катушки с лентами для записи, удивительные артефакты… Кейт очищала находки, а мертвые пели вокруг на разные голоса. Они жалели себя, угрожали, требовали пустить их, дать им плоть, дать им дыхание.
На третий день профессор Стоун умер во сне. Кейт закрывала контейнер с его телом, когда к ней подошел Майкл. Он был бледен, под глазами залегли черные круги. Видно было, что он уже долго не спал.
— Надо улетать отсюда.
Она согласилась.
Кроме них, оставалось еще трое археологов. Одного Майкл нашел в раскопе — тот упал головой вниз, стекло его дыхательной маски треснуло. Он был уже мертв.
Двое других добрались до ракеты и убили друг друга перед ней — каждый рвался спрятаться первым.
Майкл втащил контейнер с телом Стоуна в грузовой отсек.
— Остальных придется оставить, — сказал он. — И все находки тоже.
Кейт кивнула.
— Это все не для нас.
Вырвав лист из последнего альбома, она свернула из него конверт, зачерпнула горсть черной пыли из-под ног и запечатала в нём.
Майкл торопился. В его голове кричали на разные голоса, умоляли и угрожали древние твари. Но чем дальше ракета улетала от астероида 787, тем слабее были их голоса, и, наконец, умолкли. И тогда он заснул, и во сне не слышал ни голосов Армагеддона, ни зова бронзовой флейты.

В музей Марс-Сити Кейт попала легко — ее просто пустили через вход для сотрудников.
Выставка еще не открылась, и Кейт в одиночестве ходила от витрины к витрине, пока не дошла до знакомого саркофага из отполированного базальта. Там покоились тонкие, словно бы птичьи, кости, и корона бронзовых перьев с алым самоцветом, и бронзовая флейта.
Кейт открыла витрину и бережно высыпала в саркофаг горсть черной пыли.
Ветер пронесся под высокими сводами.
«Аииуу… — пропела незримая флейта. — О Имрелле, Имрелле…»
— Покойтесь с миром, — сказала Кейт. — Он защитил меня в Агвиранее — твой Имрелле, погибший вместе с Айунэлой. Спите спокойно. Спите вечно.

Вот все, что случилось во время раскопок в Армагеддоне.


URL записи

@темы: fanfiction

---

Увидела у naiwen ссылку - и не могу не поделиться.

Итак, представляю вам глубоко историческую пьесу istarni

"Подробности"

...1856 год. Крымская война проиграна. С армией в стране швах, с финансами швах, сложно сказать, с чем не швах.

Недавно коронованный государь Александр Второй, про себя: Нужно что-то делать. Делать что-то нужно. Я хочу быть как мой отец - государем великой державы! Если ничего не делать, то держава скоро перестанет быть великой. Собственно, она уже. Делать что-то нужно. Вот с крепостным правом что-то бы сделать. Мы вроде просвещенная Европа, а с рабами. Неудобно как-то.
Прогрессивная общественность: Нужно освободить крестьян! Крестьян нужно освободить! И еще хорошо бы справедливый суд, свободную прессу, а то и - можно же мечтать - парламент! Но сначала крестьян!
Государь: Нужно что-то делать. Делать что-то нужно ...Да. Нужно что-то делать.

Великая княгиня Елена Павловна - государю: Дорогой племянник, я решила освободить своих крестьян, а вы когда соберетесь?
Государь: Эээ... ааааа... Тетушка, я рад, что хоть в моей семье у меня есть хоть один союзник! Но это все очень сложно.
Великая княгиня: Все не так сложно. У меня уже есть план. Хороший план. Его сочинил этот очень умный молодой человек, посмотри на него, - Николай Милютин из министерства внутренних дел. Очень продуманный план, его можно распространить на всю империю, и все!
Государь кивает тетушке и меняет тему.

*через какое-то время*
Государь - Секретному Комитету: Господа, я собрал вас ровно затем, зачем мой отец собирал уже восемь точно таких же секретных комитетов. Нам нужно что-то сделать с крепостным правом! Улучшить крестьянский быт! И хотя восемь секретных комитетов моего отца ничего не добились, я собрал вас еще раз! точно в таком же формате!

Ростовцев, которого государь назначил в Секретный Комитет: Государь, нет, нет, прошу вас, увольте! Я в этом не разбираюсь! Я ничего в этом не понимаю! У меня кадетские корпуса не достроены!
Государь: ...Генерал Ростовцев, выполняйте приказ!
Секретный Комитет (все, как на подбор, помещики): ...Да, улучшение крестьянского быта. Нужно улучшить крестьянский быт. Как бы улучшить крестьянский быт? Может, разрешить крестьянам жениться без разрешения их хозяев? ...Нет, это слишком уж радикально. Дворяне не потерпят такое нарушение прав частной собственности!
Государь: Мы - отменяем - крепостное - право! Я так решил! Через месяц жду ваших докладов, как именно это лучше сделать!

*через месяц*
Министр внутренних дел Ланской, которому все-таки хочется как-то что-то сделать: Господа, прекрасные доклады. Замечательные. Очень подробные. Не хватает самой малости: как, когда, как именно и на каких условиях мы будем отменять крепостное право?
Секретный комитет: А давайте отменим крепостное право так, чтобы все осталось, как было!
Ростовцев, которому хочется обратно к своим кадетским корпусам: Господа, а может, эээээ, гласности какой-нибудь? Авось кому-нибудь еще придет в голову что-нибудь.
Секретный комитет: Нет! Нет! Гласность нельзя! Будут потрясения, и Россия погибнет. К тому же если помещики будут это обсуждать, то дообсуждаются не до освобождения, а до дополнительных налогов!
Ланской: Это правда. Вон у меня прошение питерского дворянства о том, чтобы им собраться, поговорить и точно уяснить все повинности крестьян в их пользу.
Государь *глядя на секретный комитет, про себя*: Это высшие сановники моего отца. Они всю жизнь делали то, что хотел мой отец. Теперь они должны делать то, что хочу я. Я хочу, чтобы они стали реформаторами. Почему они не переключаются по щелчку?
Секретный комитет: Эээ....Это очень сложный вопрос. Нельзя же так сразу. Нужно же собрать сведения! Давайте еще пару лет будем собирать сведения! Крепостное право нужно отменить так, чтобы никто ничего не заметил! Плавно, постепенно и растянуть лет на двадцать!
Государь, со вздохом: Ок, очень сложный вопрос. Ок, нужно собрать сведения, прояснить обстановку...

((( Интермедия.
Государь, про себя: А, гласность. Иногда это очень хорошая штука, гласность. Моей стране пора узнать правду про То Страшное Восстание и восшествие на престол моего отца! *разрешает издать книгу верноподданного историка барона Корфа "14 декабря и император Николай"*
Ростовцев, про себя: Этого еще не хватало.
Герцен, из Лондона: Государь, мы думали, что вы лучше вашего папы, но сейчас мы не уверены! В этой книжке никакой правды нет! А Ростовцев, которому вы так доверяете - подлый предатель! )))

1857 год подходит к концу. Официальных объявлений нет. Никаких. Вся империя знает, что Что-то Происходит, но никто не знает, что.
Пред светлые очи государя является виленский губернатор и его, государя, личный друг Назимов.
Назимов: Государь, мои дворяне сходят с ума от слухов. Вы можете мне сказать, что происходит?
Государь: Эээээ.....
Назимов: Государь, я же отсюда не уеду. Не уеду до тех пор, пока вы мне не выдадите хоть какую-нибудь официальную бумагу о том, что происходит.
Государь, собравшись с духом и перекрестясь: Мы, государь Великой, Малой и Белой России, идем навстречу пожеланиям нашего дворянства и даем согласие дворянам собраться и подумать о том, как бы нам улучшить крестьянский быт! Назимов, пусть ваши дворяне соберутся в комитет, подумают об этом и представят проект в столице!
*Назимов отбывает*
Государь, все более смелея: Ланской, где там у вас было прошение питерских дворян? Хотели они собраться и поговорить об этом? У них будет прекрасный шанс поговорить об этом! Пишите циркуляр от МВД: Всем дворянам всех губерний настоятельно разрешается собраться в комитеты и поговорить о том, как именно они собираются улучшать крестьянский быт! И пусть МВД на местах проследит!
Ланской: Государь, будет сделано! Уже готово!

(Ланской в сторону: Уфффф, дело пошло.
Милютин - Ланскому: Господин министр, нужно ловить момент! А то передумают!)

*наутро*
Государь - Ланскому: Отмените, пожалуйста, ваш циркуляр. Я тут подумал - слишком радикально выходит.
Ланской: Государь, увы. Он уже напечатан. Этой ночью. И разослан скорой почтой по всей России.

Зима 1857-1858 года. Дворянство по всей империи плачется, что настали последние времена, и за что их царь-батюшка так разлюбил и хочет разорить. Потом, повздыхав, по настоятельной рекомендации МВД собирается в дворянские комитеты и думает, как бы выйти из ситуации с наименьшими потерями. Сохранив даровой труд, земли, дворянские привилегии, право бить своих крестьян и т.д. и т.д. То есть чтобы отменить, но так, чтобы все осталось как было.

1858 год. Государь назначает себя главой Секретного Комитета и переименовывает его в (уже не совсем секретный) Главный Комитет по крестьянскому делу.

Государь - Ростовцеву: Генерал, я вам доверяю. Что вы предлагаете по этому поводу?
Ростовцев, с тоской, про себя: Эээээ..... Да я понятия не имею... Да мне это нафиг не надо... У меня куча других дел... Уволиться бы, да нельзя...

Друг Ростовцева, помещик Позен: Друг Ростовцев, добрый день, а я тут как раз в столице. Помнишь, как ты гостил у меня в имении? Прекрасное имение, и очень доходное. Очень. Я в этом деле профессионал. Уж я-то знаю, как решить это дело с крестьянами самым лучшим образом! Все дворянство губернии мне доверяет! У меня есть план!

Ростовцев: Государь! У меня есть такой классный друг, помещик Позен! Он очень успешный помещик, он-то точно разбирается в деле! И у него есть план! Очень хороший план! Все как вы хотите: плавно, постепенно, без потрясений, все растягивается на двадцать лет, а что касается земель, прав и прочих подробностей, то помещики со своими крепостными договорятся полюбовно и сами все решат...

*очередное заседание главно-секретного комитета*

Министр внутренних дел Ланской представляет план, составленный его подчиненным и протеже Милютиным:
Дворяне многих губерний противятся воле вашего величества и до сих пор не собрались в губернские комитеты. Это возмутительно! Нужно приказать им, и заодно в указе ясно прописать, как и за что им голосовать и какие проекты слать в столицу! А то сами знаете, как они наголосуют. Никакой реформы же не будет.
Ростовцев: Министр, ваш план оскорбляет дворян, самых верных слуг государя! Дворяне, как просвещенный слой государства, сами могут решить, за что им проголосовать! У меня есть план значительно лучше! Там все плавно, постепенно, полюбовно, со всем вниманием к правам и чувствам дворянства...
(Помещик Позен, про себя: Уж мы проголосуем. Уж мы решим...)

Главный комитет при поддержке государя принимает программу Позена.
Ростовцев доволен.
Ланской - и особенно Милютин - в ярости. Милютин пытается протестовать. Бесполезно, он даже не министр. Его друг профессор Кавелин пишет статью, в которой разносит программу Позена-Ростовцева и расписывает все последствия ее принятия для крестьянства. Бесполезно. Статью не принимают в печать. Статья гуляет по Петербургу, прогрессивная общественность рукоплещет, хвалит Милютина и ругает Ростовцева. Бесполезно. Это не меняет ничего. Вообще ничего. Главный комитет действует в духе программы Позена. Губернские дворянские комитеты готовят проекты о том, как бы освободить крестьян от всего, включая права и землю.

Отчаявшись, Кавелин и Милютин переправляют свою статью за границу - в "Колокол" Герцена. В Лондоне печатается то, что нельзя напечатать в Петербурге.
Кавелина ловят за руку. Он слетает со всех постов.
Кавелин винит во всем Ростовцева и переправляет за границу все, что он о Ростовцеве думает. (спойлер: ничего хорошего).

Ростовцев: Государь, ну, может, не надо так строго-то...
Государь: Ростовцев, они сразу побежали к государственному преступнику! В Лондон! Вот истинное лицо этих либералов! Сразу чуть что - и за границу! к государственному преступнику! И это люди, которые преподают моему сыну! За моей спиной строить козни! Никому я не могу доверять, только вам!

Герцен, из Лондона: Государь, мы на вас так надеялись, а вы не лучше вашего папы! Ваш Ростовцев и его "черный кабинет" погубят Россию! Ростовцев крепостник! Держиморда! Подлый предатель!

Лето 1858 года. Ростовцев за границей, сидит у постели тяжело больного сына. Сын на пороге смерти. Ростовцев, видимо, думает о разном, в том числе о своей жизни. И, видимо, результат раздумий ему не нравится. Чтобы отвлечься, Ростовцев решает изучить-таки крестьянский вопрос. И изучает. И приходит к выводу, что реформу-то можно сделать по-человечески. И даже денег хватит. Вот Милютин, скажем, уже написал хороший план.
(Ростовцев пишет государю письмо о том, что думает по этому всему поводу. Потом читает по делу еще, думает еще, пишет государю еще более вменяемый вариант, и так несколько раз).

Герцен, из Лондона: Ростовцев загубит реформу и Россию! *поминает ему все хорошее, начиная с 14 декабря*

Ростовцев, получив очередной номер "Колокола" с проклятиями по поводу себя: Вот только этого мне еще не хватало. Вот именно этого. Друг Евгений, спаси!

Ростовцев - Оболенскому: Друг Евгений, Герцен меня достал. Он меня вообще не знает. Он в Лондоне, а я здесь! Мог бы ты ему разъяснить, что он не прав? ...Нет, не надо ему говорить, что я вас не предавал. ...Нет, о том, что это был ваш хитрый план и вы сами меня отправили к царю, тоже не надо. ....Вообще ничего не надо писать! Просто согласись с тем, что я скажу!
Оболенский: ....Ок.
Ростовцев: Да, кстати, нам нужен хоть один образцово-показательный дворянский комитет. Ты можешь в этом поучаствовать?
Оболенский: ...Для участия нужно владение крестьянами. У меня их нет.
Ростовцев: ...А неофициально?
Оболенский: Я уже.
Ростовцев: ...Вот что, мог бы ты неофициально и конфиденциально попросить ваших дворян-либералов просить у государя права выкупа крестьянских земель? И что вас интересует гласность? И вообще что вы очень либералы? Все очень неофициально должно быть...Чтобы как бы инициатива снизу была.
Оболенский: ....Ок.

Ростовцев распространяет в Петербурге письмо Оболенского, в котором тот подтверждает, что Ростовцев - невинная няша и никого никогда не предавал. Паралелльно Ростовцев пишет доклад государю.

Ростовцев: Государь, такими темпами мы никогда ничего не добьемся. Давайте Главный Комитет будет заседать. Пусть он заседает. Это очень важно. ...А при нем будет маленькая скромненькая незаметненькая редакционная комиссия, которая будет заниматься скучными будничными делами, скажем, напишет законопроект об отмене крепостного права...
Государь: Да? И кто будет в этой редакционной комиссии?
Ростовцев: Эксперты, которые в состоянии написать законопроект?
Государь: Знаете, у меня ровно такой же доклад от Ланского. За которого - уж я-то знаю - доклад написал Милютин. Вот ровно та же идея. Но там эти комиссии будут подчинены главному комитету, а председателем будет секретарь комитета, который смотрит ему в рот... А то я не знаю, что это хитровывернутый план этого злостного интригана Милютина, который только и видит, как бы захватить реформу в свои руки!
Ростовцев: ...Ээээ...Ну зато вы видите, что идея рабочая, раз пришла в голову нам одновременно...
Государь: Черт с вами. Я согласен на эти ваши редакционные комиссии, но только в том случае, если вы же их и возглавите. Вам я могу доверять, а больше никому!

Ростовцев:
....
....
....
*ему не хочется на эту галеру*

Ростовцев: ....Ок. Но, государь, позвольте тогда мне подобрать состав этих самых комиссий!
Государь: Ок. Я вам доверяю. Но только вам.

Ростовцев - Ланскому: Я бы хотел одолжить у вас Милютина. Для работы в редакционных комиссиях. Писать законопроект.
Ланской: ...Ээээ....вы вроде не ладили? Но я очень рад!
Государь - Ростовцеву: ..Ээээ....вы вроде не ладили? Он против вас интриговал? Хотел смешать с грязью и уронить в моих глазах? Вы точно уверены?

*Милютин прилетает к Ростовцеву и рыдает у него на груди. Все прощено*

Великая княгиня Елена Павловна: Ростовцев, вы знаете, сколько вы мне крови попортили? Никакая женщина бы не простила. Но я прощаю. Идите сюда.
*Ростовцев рыдает у нее на груди*

*на очередном совещании главно-секретного комитета*

Шеф жандармов граф Долгоруков: Государь, я не хочу нагнетать обстановку, но если все так дальше пойдет, ваши же дворяне взбунтуются. Я за положение не отвечаю.
Ростовцев: Нет, дворяне поддерживают государя в его благородном начинании! *выкладывает письмо Оболенского* Вот что нам, скажем, пишут из Калуги: местные дворяне готовы немедленно освободить крестьян! простить им все долги! отдать им всю землю за небольшой выкуп! все за общественную дискуссию и гласность, государь! Все согласно вашей воле, государь!
Государь *просматривая письмо*: Знакомая какая-то фамилия. Широко мечтает человек. Дай Бог, чтобы его мечты сбылись. Это ведь только Богу возможно, а не мне. Да, Ростовцев, как там ваши комиссии?
Ростовцев: Очень хорошо! Я нашел двадцать пять человек, которые в самом деле способны написать законопроект!
Государь: Очень хорошо.

*на следующем же придворном балу*

Государь: Ростовцев, подойдите сюда. У нас проблема.
Государыня: Генерал, мне пришло письмо от наших самых верных слуг престола... Почему среди ваших редакционных комиссий нет ни одного представителя крупных землевладельцев и высшей знати? Они оскорблены этим и жаждут участвовать в благородном начинании государя!
Ростовцев, про себя: У них уже есть _все_ высшие государственные посты. Все-е-е-е. Что им еще нужно?
Ростовцев, сцепив зубы и старательно удерживая лицо: Государь, я подбирал комиссии так, чтобы следовать вашей воле и поскорее привести реформу к завершению. Там действительно не очень много народу, но это как раз для того, чтобы быстрее работать!
Государь: Ну Ростовцев, ну найдите несколько молодых людей из этого круга. Уважьте, так сказать, столпы государства.
Ростовцев: Государь, я подбирал экспертов, которые способны написать законопроект. Вы знаете кого-нибудь из молодых отпрысков высшей знати, кто эксперт хоть в чем-нибудь и способен довести до конца хоть что-нибудь? Я, например, не знаю.
Государь: ...Я тоже не знаю. Но я подумаю. И вы обязательно подумайте!

Ростовцев, срочно найдя на этом же балу Милютина: Помогите мне! Срочно! Вы знаете хоть кого-нибудь из крупных землевладельцев, кто способен хоть на что-нибудь и не загубит нам дела?!
Милютин: граф Шувалов? Голицын?

Ростовцев *несется обратно к государю*: Государь, есть! Граф Шувалов и Голицын. И еще я подумал - граф Паскевич?
Государь: Прекрасно! Вы так быстро обернулись! Согласен на Шувалова и Голицына. Не уверен про Паскевича. Мне кажется, у него не хватит мозга. *подумав* ...Но Паскевич же обидится, если узнает, что я о нем такого мнения. Давайте тогда и Паскевича тоже.
*Ростовцев выдыхает*
Государь: А еще может таких Бобринского и Урусова? Мне их рекомендовал мой шеф жандармов, очень хорошие молодые люди.

Милютин *меняясь в лице* - Ростовцеву, тихо: Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Я этих двоих знаю. Эти двое такого назаконодательствуют, что реформу можно будет сразу хоронить.
Ростовцев - государю, очень вежливо: Государь, прекрасная идея! Но вы же знаете Бобринского, у него же такой буйный нрав, он же нам сорвет все заседания. Не надо Бобринского. А с Урусовым я сам поговорю.
Ростовцев - Урусову (наедине в темном углу бала): Вы, конечно, можете согласиться на приглашение государя. Но лучше бы вы отказались. Потому что если вы согласитесь, я прикончу всю вашу блестящую карьеру. Навсегда. Это просто, учитывая, что я вам ее и обеспечил.
Ростовцев - государю: Государь, Урусов сам отказался! Нижайше кланяется и говорит, что не чувствует в себе сил заняться этим благородным делом.
Государь: Прекрасно! Шувалов, Голицын, Паскевич. Я еще подумаю, кого еще можно включить в состав ваших комиссий - ну, для уважения. И вы подумайте.
Государыня: ...А кого-нибудь познатнее и побогаче нельзя было найти?
Государь: Ну, моя дорогая, на это я все же пойти не могу.... *уводит ее с бала*

Ростовцев *медленно сползая по стеночке*:
...И это мы даже еще не начали ничего писать.
...И это мы даже еще не собрались толком.
...Я же с ума сойду. Меня же это все просто сведет в могилу.

...И здесь он - так уж вышло - оказался прав.

@темы: история, государство и право, В России две беды...